Трудности перехода

Развитие российского венчурного рынка стало, главным образом, следствием пропаганды инноваций, деловой климат находится у предпринимателей в головах, а новая индустриализация абсолютно не похожа на индустриализацию советскую. 

Об этом, а также о Фонде развития интернет-инициатив, поддержке бизнеса, конкуренции с Российской академией наук и предстоящем упразднении РВК рассказал «Эксперт Online» генеральный директор ОАО «Российская венчурная компания» Игорь Агамирзян. 

- Боюсь, что это - в определенной степени трудности перевода. В оригинале документа Ernst&Young говорится о coordinated support - cкоординированности работы государственных институтов по поддержке развития бизнеса. То, что госорганы не дублируют друг друга, а дополняют и взаимодействуют. Действительно, по этому параметру среди стран двадцатки по оценке E&Y Россия лидирует. Но надо отметить, что лидирует не с очень большим отрывом от других государств. 

Почти по всем параметрам, которые есть в исследовании E&Y - их там, на самом деле, совсем немного - Россия находится где-то в середине. А по некоторым - даже выше среднего. Кроме упомянутого выше, еще и по налоговому регулированию, например; оно у нас, с точки зрения E&Y, немного лучше, чем в среднем по другим юрисдикциям. Мне кажется, что эти показатели достаточно объективны. 

Вообще, с точки зрения системы институтов развития и мер государственной поддержки бизнеса в России есть практически все, что есть и в развитых странах. Другое дело, что большая часть этих мер поддержки недостаточно наполнена эффективным содержанием. Но процесс, несмотря ни на что, в последние годы идет в правильном направлении. 

- Деловой климат - это, по-моему, во многом виртуальная, ментальная величина. Он не там по-настоящему хорош, где его можно измерить, а там, где в это верят. Как на финансовом рынке: как только перестают верить в стабильность этого рынка - он тут же рушится. 

Поэтому я и считаю очень важной работу по пропаганде России как удобной площадки для технологического бизнеса. Чисто финансовыми и регуляторными мероприятиями эта проблема не решается. Я не хочу идеализировать ситуацию, но думаю, что российское руководство делает очень много правильных шагов в этом направлении. 

- Фонд развития интернет-инициатив, по информации коллег, задумывался для реализации интернет-проектов, имеющих социальное значение. Сейчас пока непонятно, будет ли он развиваться именно так, как было задумано. И у меня нет впечатления, что ФРИИ будет развиваться именно так. Боюсь, что фонд может стать очередным инструментом дополнительного финансирования рынка, который в этом секторе и так насыщен деньгами. 

Вообще, избыток предложения денег - это не очень хорошо, он приводит к завышению ожиданий, росту цен и в целом невыгоден для экономики. Баланс спроса и предложения на нашем, венчурном рынке, только-только начал устанавливаться. А последние несколько лет у нас было перепредложение денег, и все жаловались на отсутствие качественных проектов. Последние 2-3 года этот рынок интенсивно растет, но история развития венчурного рынка в других странах свидетельствует, что рано или поздно нас ждет спад. Мы еще на подъеме, но он обязательно наступит. Вопрос - когда? К сожалению, назвать время начала спада заранее нельзя. 

- Невмешательство государства в ряде случаев приводит к позитивным результатам. Например, у нас сегодня в технологическом бизнесе информационные технологии являются несомненным лидером и российские компании этого сектора хорошо известны на мировом рынке. На мой взгляд, это в определенной степени следствие того, что, в период бурного роста этого сектора нашей экономики в 90-е годы, государство практически не обращало на него никакого внимания. 

В Советском Союзе не было индустрии разработки программного обеспечения - теперь есть. Есть 1С, «Яндекс», Kaspersky, Parallels.... Новая индустрия выстроилась по международным стандартам и под сильнейшим влиянием практик транснациональных компаний. Но минимизация присутствия государства в экономике не тождественна снижению налогов. В США государство осознанно уменьшает свое присутствие в экономике, однако доля налогов в ВВП этой страны весьма значительна. 

- Бизнес можно использовать по-разному: можно «доить», а можно ставить перед ним государственные задачи. Которые предприниматели вполне способны решать при наличии правильных мотивационных механизмов. Бизнес является основной экономики. Кстати, у меня есть ощущение, что наше общество до сих пор этого до конца не понимает - бизнес часто воспринимается как спекуляция и противопоставляется «реальному сектору экономики». В реальности же спекуляция является частью бизнеса, но очень маленькой частью. 

- Думаю, что РВК, когда выполнит свою задачу по развитию рынка, должна постепенно уйти с рынка или преобразоваться в другой инструмент. Мы одна из немногих компаний, чья задача — уменьшение своего присутствия на рынке. В 2010 году мы занимали 25% венчурного рынка, а в 2013 - 5%. С моей точки зрения, это показатель нашей хорошей работы. Потому что абсолютная цифра объема предложения нашего капитала за это время не уменьшилась - это рынок вырос настолько значительно. 

- Не только, разумеется. Но, на мой взгляд, огромная польза была от пропаганды неизбежности перехода России на путь инновационной экономики. Позиционировалось все, правда, довольно неуклюже - как возврат к советскому индустриальному заделу. А возврат к советскому наследству - вещь совершенно бессмысленная. 

- Дело в том, что основным центром добавленной стоимости при создании нового продукта в индустрии высоких технологий является не производство, а разработка. Плюс - дизайн в самом широком смысле. Собственно производство формирует лишь небольшую часть добавленной стоимости. Так, например, в производстве микросхемы стоимость материала и труда ничтожно мала. Основа стоимости микросхемы - цена той интеллектуальной собственности, той идеи, отражением и воплощением которой является микросхема. В этом секторе крупнейшими по обороту компаниями являются не те, которые занимаются производством, а разработчики, проектировщики микросхем. Есть отрасли, где этот тренд проявился полностью, есть те, которые пока работают по-старому. Но, поскольку hi-tech сегодня проникает во все сферы экономики - это общий тренд. 

- А советский задел, даже если не говорить, что он, главным образом, ориентирован на ВПК, он еще и основан на старых технологиях, там центр создания добавленной стоимости находится в области производства. Это не значит, что не надо заниматься производством. Без производства все равно никуда не деться. Но производство становится все более автоматизированным. 

- В инженерной деятельности есть разные специализации, связанные с разными этапами создания продукта этой деятельности. Сначала надо изделие сконструировать, потом запустить в производство, потом ввести в эксплуатацию. У нас так получается, что конструировать мы умеем лучше, чем внедрять и эксплуатировать. И тем более - продавать. И, к сожалению, у нас нет достаточного количества тех специалистов, кто мог бы правильно поставить задачу. Ведь инженер-конструктор конструирует изделие не потому, что ему это хочется, а потому, что оно кому-то нужно. В технологическом бизнесе технология - самое простое. 

Считанное число случаев, когда в этом сегменте проект проваливался из-за того, что технология оказывалась нереализуемой. Чаще бывало, что весьма прорывные технологии оказывались преждевременными, для них отсутствовал рынок или способы их продвижения. Проблема эта быстро не решится, она требует смены поколений. 

Вот у нас давно и часто говорят о трансфере технологий из военного сектора в гражданский, но на Западе уже много лет идет обратный процесс- когда технологии, созданные изначально для гражданского сектора, переходят и начинают использоваться в ВПК. Да, военные во многом инициировали развитие и там — Кремниевая долина в США выросла в военные и послевоенные годы благодаря заказам ВПК. Но уже с 60-х годов обмен пошел в обратную сторону. 

- Не совсем так. Но наша прикладная наука нацелена не на обслуживание потребностей людей, а на интересы государства, ВПК и крупных организаций. Это видно и по статистике научных материалов. Во всех развитых странах большая часть публикаций посвящена наукам о человеке: медицине, биотехнологиям, фармацевтике. А в России основная часть материалов международного уровня - о ядерной физике. Вроде бы до сих пор разрабатываем некую бомбу - в то время как во всем мире занимаются улучшением условий и продлением жизни. 

- Система институтов развития ни в коей мере не является конкурентом системе фундаментальной науки. Наши организации пытаются восстановить на новых началах систему прикладной науки, которая существовала в советский период. У нас в стране были отраслевые НИИ, а в мировой практике ею занимаются R&D-подразделения технологических корпораций. Но сегодня в стране нет ни НИИ, ни технологических корпораций. Что касается реформ, то лично я сторонник того, чтобы вместо реформирования с неочевидным результатом существующих структур выращивать параллельно им новые, более эффективные и конкурентные. 

- Вообще-то портфели наших фондов сильно отличаются от среднерыночных - потому, что перед нашими фондами ставились институциональные задачи. У нас, например, очень много биотехнологических проектов. То есть примерно четверть - IT-проекты, еще четверть - биотех, и 50% - все остальное. А на рынке иначе: 70% IT, 15% - биотехнологии и 15% все остальное. 

Главные прорывные направления - создание различных смарт-систем, систем управления (как технологическими процессами, так и, условно говоря, бытовыми процессами); то, что называется digital manufacturing - полностью цифровое производство, когда завод, становится, своего рода, «принтером» для чертежа изделия. 

Digital manufacturing полностью меняет парадигму производства - из массового оно становится кастомизированным, индивидуальным. Во всем - от автомобилей до лекарств. Уверен, что у нас все это тоже будет и модернизация экономики будет успешно проведена. Ведь и так называемые «президентские приоритеты» у нас в основном соответствуют современным рыночным трендам. Так что, несмотря на все сбои, мы движемся в правильном направлении.